В сегодняшней научной литературе много и порой нетрадиционно пишется о Севере, его роли в истории и культуре России45. К Сортавале это имеет прямое отношение. Характеристика района как северного культурного ландшафта весьма важна и актуальна. Всё, что писали, предположим, русские классики о Финляндии, в полной мере можно отнести к Сортавале, территория её правомерно включается в Русский Север, благо все атрибуты севера вроде бы налицо. Но вот финны почему-то упорно именовали Сортавалу «финской Ривьерой» и «Карельской Швейцарией». Один из самых распространённых в Финляндии образов этого места — «Белый город». И в самом деле, белые каменные дома доминируют в Сортавале. При финнах Сортавала была городом-курортом, а в советское время, даже будучи закрытым пограничным городом, привлекала туристов со всего Союза. В летний день, когда над городом простирается голубое небо, отражающееся в заливе с его белыми кораблями, воображение рисует южный портовый город. В старинных документах говорилось об островах «перед входом в гавань города Сердоболя», современные фотоальбомы рассказывают о «морском» фасаде города, который открывается путешественнику, начинающему знакомиться с Сортавалой по водному пути46. Некоторые памятники зодчества связаны с морской тематикой, например, здание в стиле неоклассицизма, построенное в 1926 году на пересечении нынешних улиц Суворова и Ленина. Над оконными проемами второго этажа можно увидеть барельефы, на одном из которых изображена восьмиконечная звезда над стилизованными волнами, на другом — плывущий по волнам парусник. Другой пример — помещение ресторана, примыкающее к зданию Восточно-Карельского кооператива по улице Карельской. Оба здания представляют собой единый комплекс, выстроенный в 1939 году. У ресторана есть терраса с видом на набережную и залив, а его цокольный этаж, как полагают местные краеведы, напоминает силуэт корабля47. Эта символика не случайна — порождена Ладогой с её бесконечными «морскими» просторами.
45 Кроме вклада в изучение этого вопроса многочисленных академических институтов стоит упомянуть публикации Центра Стратегических Разработок «Северо-Запад», авторов журнала «60-я параллель» и проекта «Nовый свет. Северная цивилизация» в рамках сетевого журнала «ИNАЧЕ».
46 Рывкин В. Р., Гуляев В. Ф. Сортавала… С. 10.
47 Борисов И. В. Музыка в камне. Сортавала, Ракурс, 2007. С. 34.
Знаковым для Сортавалы как культурного перекрёстка мира стало имя художника и мыслителя Николая Рериха. Рерих прожил здесь с конца 1916 по 1918 год, занимаясь живописью и литературным трудом. Здесь укрепился его интерес к Северу, сближавший его с Акселем Галлен-Каллелой и другими финскими друзьями, представителями «национального романтизма». И здесь же усилилось его влечение к восточной философско-религиозной мысли, к Индии48. В Сортавале часто проводятся выставки художников, считающихся учениками Рериха; с идеей создания в городе его музея неоднократно выступал поэт и философ Юрий Линник; последователи учения Николая Рериха инициировали создание региональной природоохранной организации «Свет Ладоги», базирующейся на острове Тулола, где он жил; музей Северного Приладожья не раз посвящал его творчеству свои экспозиции.
48 Сойни Е. Северный лик Николая Рериха… С. 35.
Николай Рерих может быть отнесен к сортавальским «гениям места» в персонифицированном смысле этого понятия — как выдающийся мыслитель и художник, создавший в своём творчестве неповторимый образ места. Хотя есть свидетельства, что, несмотря на близость к некоторым представителям интеллигенции Сортавалы, художник ощущал культурную периферийность города. В центре его внимания было Северное Приладожье как олицетворение Севера и мировоззренческих установок, обусловленных символизмом и космизмом его мышления. Данную сторону его творчества отражают написанные в Сортавале в традиционной рериховской манере картины, передающие суровую мощь ладожской природы. Но мне ближе некоторые тёплые, проникнутые духом места пейзажи окрестностей города, такие, как работа 1917 года «Юхинлахти».
Еще один genius loci — это художник К. А. Гоголев, чьи работы представлены на постоянной выставке в выделенном ему здании по ул. Комсомольской в центре Сортавалы (там же находится его мастерская). Г оголев — выдающийся мастер, чья резьба по дереву укоренена в русском народном лубке, и всё, что он изображает — Сортавала, Петрозаводск или Валаам — имеет глубоко русский национальный характер. Вместе с тем, по собственному признанию художника, большое влияние на его искусство оказала «Калевала». В этом смысле его творчество, тяготеющее к архаичности, может считаться символическим мостом в прошлое, во времена, когда между древними карелами и русскими устанавливались тесные культурные контакты. Другой вопрос, насколько в эстетику Гоголева вписывается приданный Сортавале в 1920—1930-е годы облик современного западного города...
В самом центре Сортавалы финнами было устроено братское захоронение солдат, погибших в 1939—1944 годах. По решению нового руководства Сортавалы его снесли в первые же годы советского периода. В 1993 году на этом месте был установлен ещё один крест — гранитный Крест памяти.
ТЕРМИН. В Древнем Риме существовал культ терминов – пограничных камней. На Капитолийском холме стоял Термин, символизировавший нерушимость римских границ. Был также учреждён праздник Терминалий, напоминавший о смысле границы, заключавшемся в том, что справедливое разделение территорий ведет к добрососедству, а разделение труда — к удаче в общем деле. Терминация означала не только установление границ, но и их преодоление. Во многих культурах граница имела сакральное значение: антропологи описали народные обряды, связанные с границей и часто совершавшиеся на ней. Один из излюбленных сюжетов в мировой мифологии — граница между миром живых и миром мёртвых. Обычно эта роль отводится рекам нижнего мира; в «Калевале» — чёрной реке смерти подземного царства Туони. Но всё же в первую очередь слово «граница» соотносится в сознании с границей государства. Причём, обнаруживая значительную преемственность, дискурс государственной границы демонстрирует и различия, обусловленные контекстом того или иного периода. Для советского общественного сознания приграничье — это территория, разделяющая две системы, для постсоветского — скорее контактная зона; при сохранении актуальности таких советских оборотов как «граница на замке» и при воспроизведении риторического тезиса о «нерушимости границ» новый, гораздо более свободный пограничный режим способствует видению пограничной территории как пространства, связующего страны и народы.
Сортавала, как уже сказано, издавна была пограничным регионом. Но, видимо, никогда в своей истории она не была настолько пограничной, как в почти полувековой советский период. Образ пограничного города очень отчётливо проявлялся именно в это время, особенно на перроне железнодорожного вокзала, где приезжающих встречали вооруженные пограничники с овчарками. Без специального разрешения сюда не могли попасть даже выросшие здесь люди, уехавшие на учёбу в другой город. Для жителей Сортавалы первых послевоенных десятилетий граница была мифологизирована и имела исключительно символическое значение — хотя бы потому, что, проживая рядом с ней, большинство горожан имели о ней лишь теоретическое представление, как, впрочем, и о живших за ней финнах.
Постсоветский дискурс границы свидетельствует о её демифологизации. Режим работы пограничного перехода Вяртсиля — Ниирала значительно облегчён, трансграничные контакты усилились. Ежегодно границу Карелии и Финляндии пересекает около 1 млн. человек. Из этого потока 90 % пропускает Сортавальская таможня49. Возник новый для региона феномен, именуемый в международной научной литературе cross-borderinteraction – трансграничное взаимодействие. С одной стороны, оно имеет официальное измерение — сотрудничество на уровне финских приграничных коммун и местных администраций российских населённых пунктов; с другой — расширяются повседневные индивидуальные связи. Теперь поездки за покупками или для отдыха в Финляндию — обычное дело для жителей Сортавалы. В их «микро-перспективе» Питер и Финляндия становятся конкурирующими центрами, частные лица и представители малого бизнеса рассматривают их как места деловых связей, развлечений и получения образования. Эксперты на основании проводимых ими опросов приходят к парадоксальным выводам: суммы, которые жители Сортавалы тратят во время поездок в Финляндию (12—13 млн. евро в год), значительно превышают местный экономический потенциал, официально признанную покупательную способность населения50. Это усиливает дисбаланс в социальной сфере, обогащение узкой группы жителей города, ведёт к осложнению криминальной обстановки и росту преступности в некогда спокойном регионе.
49 Основные стратегические направления социально-экономического развития города Сортавалы (на 2001—2005 гг.) / Под ред. Т. В. Морозовой, Г. Б. Козыревой. Петрозаводск, КарНЦ РАН, 2001. С. 63.
50 Zimin D. (ed.). Northwest Russia: current economic trends and future prospects / Univ. of Joensuu, Reports of the Karelian Institute, 2004. No. 13. P. 86.
Лабиринт
Образ лабиринта51 в пространственно-географической символике Сортавалы создаётся прежде всего ладожским побережьем. Путешествие по району шхер то и дело заканчивается тупиками многочисленных заливов. Но и выход из этого лабиринта, протянувшегося вдоль высоких скалистых берегов и островов, не гарантирует от встречи с Минотавром, ибо Ладога — один из самых опасных и непредсказуемых водоёмов. Она известна своим крутым нравом и способна в одночасье превращаться из милого домашнего животного в чудовище. Дракон, вышедший из лабиринта, — это образ Ладоги в бурю.
51 Семантике лабиринта посвящена статья А. Голана «Лабиринт и Вавилон» (см.: Голан А. Миф и символ. М., Русслит, 1993. С. 125—131). Самые древние известные нам лабиринты — это классические, найденные в Греции и Италии лабиринты с крестом. Налицо взаимосвязь двух символов, выбранных для данной статьи, — креста и лабиринта. Одно из ключевых мест в геокультурном ландшафте Северного Приладожья занимает камень — и поэтому стоит упомянуть, что Х. Гюнтер связывает этимологию лабиринта с доиндоевропейским словом «камень» (там же. С. 125—126).
Народы Севера использовали форму лабиринта для погребального обряда. Николай Рерих в статье, посвящённой древним финским храмам, писал о раскинутых по холмам затейливых, непонятных каменных лабиринтах, свидетелях «незапамятных» обрядов. В воображении художника там всё ещё звучало кантеле. Тема лабиринта находит отражение и в некоторых полотнах мастера52.
52 Сойни Е. Указ. соч. С. 39.
Путешествие по шхерам напоминает прогулку по созданной природой Венеции: лодка часто движется мимо отвесных скал, и эти природные «особняки» поражают не меньше рукотворных. Впрочем, бум лодочных поездок приходится на прошлое — на 1960-е, когда каждый уважающий себя горожанин имел моторку. Кроме рыбалки, плавали за ягодами и грибами на острова и просто на семейный отдых. Затем начался другой бум — дачный, и число владельцев катеров стало сокращаться. Когда-то лодочная стоянка, примыкавшая к железнодорожной насыпи на Вакколахти, почти перекрывала залив. Теперь от неё остались торчащие сваи, словно местная Венеция ушла на дно.
Вся страна в эпоху перемен совершает некое путешествие. Гребенщиков ёмко назвал его путешествием из Калинина в Тверь. Ясно, что путём простого переименования ни местным жителям, ни путешественникам не попасть в новое культурное пространство. Но ясно и другое: сложный и неуклюжий разворот общественной системы постепенно меняет облик городской среды. Многие населённые пункты обретают черты «европейскости». Хотя большинство из них всё ещё представляет собой символический лабиринт, двигаясь по которому то и дело натыкаешься на тупики, появившиеся в соответствии с советскими представлениями об организации городского пространства. И, боюсь, выхода из этого лабиринта пока не видят даже те, кто разрабатывает генпланы, ибо европейский город — это не только соответствующая архитектура, но и традиции, и метод планирования пространства, включённость проектирования в муниципальный менеджмент53. Играет роль и степень развитости местного самоуправления. Во многих европейских странах локальные сообщества сами решают, как им жить, что и как строить.
53 Попадин А. Н. Символическое и материальное тело Калининграда и Кёнигсберга: Городское эссе. 2003.
Если Кёнигсберг, по мнению А. Н. Попадина, — подсознание Калининграда, то историческое alter ego Сортавалы — это Сердоболь. Магия поэзии Б. Ахмадулиной54 связывает их в одно целое: «Дождит, и отзовётся Сортавала, / Коли её окликнешь: Сердоболь». В реальности же их сосуществование не столь гармонично. Не переименован город был не оттого, что новым хозяевам нравилось его финское имя (в Ленинградской области были переименованы все отошедшие к СССР населённые пункты). Просто республика на момент присоединения Сортавалы была союзной Карело-Финской, затем стала автономной Карельской, но в обоих случаях считалась национальной. Переименовывать с финского языка на финский не стали. Сейчас время от времени раздаются предложения вернуться к историческому русскому названию. Оно и вправду очень красиво, но, на мой взгляд, не соответствует стилистике созданного финнами городского ландшафта. Шагающий по Сердоболю гражданин неизменно будет окружен аурой Сортавалы. Целые кварталы вокруг Никольской церкви, воплощающей в себе «сердобольское» начало, выстроены в «сортавальском» духе. Жилые районы, возведённые в хрущёвские и брежневские времена, тоже не «сердобольные» — среда явно советская. Основной массив новых «спальных» жилых районов с многоэтажками, к счастью, строился в стороне от центра и ведущих к нему магистралей и не очень бросается в глаза путешественника. Тем не менее, с эстетической точки зрения, это не лучшая часть хронотопа Сортавалы.
54 Слово «магия» здесь использовано в качестве эпитета. Но как пишет Елена Шварц, «при внимательном чтении “Избранного” Б. Ахмадулиной можно заметить, что Поэт, не ведая того (лишь смутно догадываясь), проходит путь Мага». Он ведёт от таинственной инициации («Озноб») до невещественного сокровища, обретённого и укрытого в Ларце («Ларец и ключ»). В магическом свете противоположности сливаются, юное становится древним, Лев возлежит рядом с Ягненком, и в этом мире (в этом Ларце) наступает Золотой век. Ахмадулина Б. А. Стихотворения. Эссе. М., Астрель — Олимп — АСТ, 2000. С. 483.
Повторюсь: советские лабиринты города имели много тупиков. Это, например, места расположения пограничного гарнизона — район, вплотную примыкающий к ладожскому заливу, недоступный для фланёра и путешественника. То же можно сказать о значительных площадях, занятых под промышленные объекты. Некоторые из них находятся опять-таки вблизи ладожского берега, но с другой стороны залива. Всё это сильно затрудняет передвижение вдоль побережья в городской черте. Судя по газетному материалу55, перенести промышленную зону в более отдалённые районы города предлагали с 1960-х годов. Но лишь в самое последнее время предприняты меры к созданию городской набережной с восточной стороны мыса, на котором находится пристань: снесены «украшавшие» водный фасад города убогие сараи-зернохранилища. Раньше этот участок, окружённый высоким серым забором, упирался углом в берег, и, проходя мимо него, можно было видеть огромных крыс, бегавших по двору. Однако до достойного оформления набережной ещё далеко. Предложенный недавно проект строительства гостиницы в этом месте встретил неоднозначную оценку местного сообщества.
55 См.: Хейсконен Р. Сортавала в недалеком будущем // Красное Знамя, 1969, 1 января.
Российская городская среда как бы воспроизводит политическую систему: мэрия и другие властные структуры всегда находятся в центре; центральная часть города, как правило, ухожена и чиста; об окраинах такого чаще всего не скажешь. В этом отличие нашей концепции (если она вообще существует) и практики развития городского пространства от западной, где центр и периферия в равной степени оказываются предметом заботы муниципалитета. Советская и постсоветская Сортавала — не исключение. Чем дальше от центра путник следует по лабиринтам улиц, тем более заброшенной выглядит городская среда56. Централизованная модель общественной системы, запечатлённая в сознании горожан, проецируется на реалии их повседневной жизни. Российские «коридоры власти» могут быть уподоблены коридорам лабиринта в рассказе Борхеса57: по ним политическая элита стремится попасть в единственную комнату с «сокровищем-властью», тогда как периферийные круги коридоров остаются вне поля её внимания.
56 Мэрия Сортавалы находится в самом сердце города. Это здание в стиле модерн, бывший дом купца Сиитонена. Оно выходит одним фасадом на пл. Кирова, а другим — на пл. Вяйнямёйнена, прилегая углом к главной магистрали города — ул. Карельской.
57 Борхес Х. Л. Абенхакан Эль-Бохари, умерший в своём лабиринте // Борхес Х. Л. Сокровенное чудо / Пер. с исп. И. Бабкина, М. Былинкиной, Ю. Ванникова, Е. Лысенко, Т. Шишовой. СПб., Азбука-классика, 2002. С. 203—213.
Новый поворот сортавальского хронотопа-лабиринта обозначился в последнее десятилетие. На окраинах на месте советских щитовых бараков появляются коттеджи с сопутствующей инфраструктурой. Эти относительно небольшие пока вкрапления в какой-то мере выравнивают пространственные образы постсоветской Сортавалы и страны, куда мигрировали её бывшие жители: частные дома построены по технологии, используемой в Финляндии. Материально благополучная часть населения предпочитает в частном домостроении копировать зарубежные образцы, а не идти своим путём, то же касается некоторых зданий новой торговой инфраструктуры. Видимо, те, кто строят по финским образцам, чаще бывают у соседей. Есть, однако, часть застройщиков, действующих по старинке: строят с размахом и кто во что горазд. Это создает ситуацию конкуренции, условно говоря, «европейскости» и «азиатчины» в архитектурном ландшафте. Выбор типа частного дома, очевидно, свидетельствует об ориентирах в образе жизни и цивилизационных установках. Некоторые состоятельные люди приобретают бывшие финские деревянные дома в центре и восстанавливают их в первоначальном виде. Но это, увы, единичные случаи. Сложившейся внятной концепции развития города нет.
В хронотопе Сортавалы практически не представлены 1940— 1950-е годы с их сталинским «большим» стилем. Исключение когда-то составляла уличная пластика. Стандартные девушки с веслом, штангисты и т. д. были призваны эстетически и идеологически «подковывать» жителей. Сохранился лишь один подобный объект — на берегу Вакколахти, неподалеку от моста: солдат с автоматом и в плащ-палатке. Зато бронзовый рунопевец, установленный в 1930-е годы на треугольной площади, по-прежнему остается центральным миди-символом городской среды (рис. 7). Прообразом послужил местный сказитель Петри Шемейкка58.
Рис. 7. Памятник рунопевцу Петри Шемейкке.
Установлен в сквере на площади Вяйнемёйнена.
Фото автора 2004 года
58 В народном сознании — символический образ героя эпоса «Калевала» Вяйнямёйнена.
Скульптура символизирует прошлое Сортавалы, отражает идеи национального романтизма и мифологию региона, уходящую в глубокие исторические пласты, когда создавались руны «Калевалы». Она выиграла историческое состязание со сталинской пластикой, штамповавшейся для всей страны из некачественного бетона, не только в силу долговечности материала, но и благодаря заложенной в ней символике и эстетической безупречности.
МАНУСКРИПТ. Любое пространство, но особенно городское, требует своего прочтения. С некоторых пор герменевтика, не ограничиваясь старинными рукописями, выплеснулась на географические просторы. Связь манускрипта и лабиринта очевидна в борхесовском представлении библиотеки как лабиринта. Предложенная И.И. Митиным концепция палимпсеста59 даёт интересный поворот в случае Сортавалы, где эклектика архитектурной среды — не результат исторического развития, а продукт работы едва ли не одного поколения зодчих. В считанные годы сравнительно новое здание в стиле модерн меняет свой облик на манер функционализма, дома в неоготическом духе вступают в соседство с неоклассической архитектурой. Понятие «старый город» в случае Сортавалы относительно. Почти всю свою историю город был деревянным, старина сохранилась от силы с конца XIX века. А то тут, то там представленные башенками с бойницами и другими стилизованными элементами средневековые мотивы, навеянные идеями эпохи национального романтизма, — не более чем прекрасная «подделка», подобная тем, какие встречаются в древних манускриптах. В данном случае время внутри хронотопа на каком-то этапе оказывалось сжатым, ибо «старый город» был создан в предельно короткие сроки. Хотя генеральный план предусматривал учёт сложившейся городской среды, «нерегулярность» города была сконструирована, а не сформировалась естественным путем.
59 Митин трактует традиционное понятие палимпсеста как модель места, в которой накладывающиеся друг на друга геокультурные слои формируют его образ. См.: Митин И. На пути к мифогеографии России: «игры с пространством» // Вестник Евразии, 2004. № 3. С. 142—144.
Таким образом, в случае Сортавалы можно говорить об особом виде палимпсеста, когда образные слои создаются одновременно, а их стилистическая разноплановость — результат сознательного стремления заполнить пустующие исторические ниши60. Что-то подчищалось, стиралось; но при этом культурные слои как бы создавались заново, соседствовали с новейшими течениями. Архитектурный псевдоапокриф? Этот тренд в развитии Сортавалы, имевший национальную окрашенность, одновременно являлся референцией к общеевропейскому культурному контексту.
60 Указанная особенность касается исключительно прочтения финского архитектурного ландшафта в центральной части города. Сочетание его с появившимся в послевоенный период советским «новоделом» прекрасно иллюстрирует концепцию палимпсеста.
Эпоха национального романтизма требовала воссоздания героических страниц истории. Они постепенно открывались и «прочитывались» благодаря активной деятельности археологов. Выяснилось, что период расцвета древней карельской культуры приходится на XII—ХV века и представлен многими археологическими памятниками, в том числе поселениями и городищами-убежищами. Иногда последние называют крепостями, так как в Северном Приладожье широко распространены топонимы linnavuori и linnamaki – гора с крепостью. Как писала известный карельский археолог С. И. Кочкуркина, карельские городища размещались на горах, доминировавших в ландшафте на фоне озёрных шхер61. Предшественник города городище Паасо на высокой скале вблизи Сортавалы было, как и многие подобные ему в регионе, оборонительным сооружением.
61 Кочкуркина С. И. Городище Паасо — археологический памятник древних карелов // Сортавальский исторический сборник. Вып. 1… С. 6—13.
В поисках национальной идентичности финны обратились к народному эпосу «Калевала». В нём искали они истоки своей культуры и духовные силы для национального возрождения. Кстати, и в советский период об эпосе не забывали: организовывали конференции, устанавливали памятные доски, посвященные юбилею первого издания, подготовленного Лёнротом, воспроизводили эпические образы в современном искусстве. В обоих случаях имелся некоторый элемент стилизации, если не имитации. Только в финский период это способствовало созданию неповторимого облика города: романтические мотивы архитектурного модерна возвращали в средневековье, а здания, выполненные в стиле функционализма, придавали городу современный вид и динамизм. Среди наиболее известных архитекторов, стоявших у истоков национального романтизма и проектировавших дома в Сортавале, были Элиель Сааринен и Уно Ульберг. В стиле функционализма плодотворно работал Эркки Хуттунен.
Подобная архитектурная среда выделяет Сортавалу из значительного числа российских поселений аналогичного масштаба. К ней с трудом применима разработанная Вячеславом Глазычевым концепция слободизации, согласно которой большинство небольших российских городов не являются таковыми в европейском понимании62. Присутствие Европы в пространственном имидже Сортавалы неоспоримо, Сортавала — не слобода. И всё же слободизация в советский период имела место и здесь. Она в полной мере осуществилась в посёлке-спутнике Хелюля, который и стал рабочей окраиной, то есть слободой. До войны там существовала небольшая мебельная фабрика. На её базе при советской власти вырастает местная гордость социалистической индустрии — Сортавальский мебельно-лыжный комбинат. Он снабжает лыжами не только свою огромную страну, но и поставляет их на экспорт... чуть ли не в Канаду. СМЛК — градообразующее предприятие со всеми вытекающими для окружающего пространства последствиями. Хелюля советских времен (да и сегодня) трудно отличить от тысяч других населённых пунктов, единственным оправданием существования которых было обслуживание индустриального монстра. Поселок застроен домами барачного типа, многие из них выглядят весьма неприглядно. А поскольку он, как и некоторые другие посёлки, находится непосредственно на дороге из Финляндии в Сортавалу и совсем рядом с магистралью граница — Петрозаводск, эта периферия советских и постсоветских времен оказывается «визитной карточкой» Карелии.
62 См.: Глазычев В. Л. Слободизация страны Гардарики // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания / Ред.-сост. С. Б. Чернышов. М., Аргус, 1995. Т.1; он же. Глубинная Россия: 2000—2002. М., Новое издательство, 2003.
К чести советских хозяев Сортавалы следует сказать, что уникальность её архитектурного облика была ими осознана почти сразу после присоединения — в 1940-е годы. В архивных материалах находим призывы к общественности беречь и сохранять доставшееся от «немецко-финских захватчиков» наследство63. Правда, генерального плана развития Сортавалы, который запрещал бы строительство в её центре, ждали долгие годы, и пока ждали, успели много чего понастроить... Лишь в 1990 году Сортавала была включена в список исторических городов РСФСР, стало выявляться и оцениваться её архитектурное наследие. Эксперты определили памятники архитектуры, относящиеся к категории охраняемых государством, а также пришли к выводу, что и здания финской постройки, не вошедшие в эту группу, создают колоритную среду города и должны быть сохранены64.
63 См.: НА РК. Ф. Р-2203. Оп. 1. Д. 2/72. Л. 5; ф. РD2203, Оп. 1. Д. 5/197, Л. 54, 56.
64 В иллюстрированном путеводителе по Сортавале говорится о примерно 250 памятниках истории и культуры регионального и федерального значения. См.: Бердяева Т., Ткачева Е. Сортавала. Иллюстрированный путеводитель. Петрозаводск, Скандинавия, [б.г.]. С. 2; см. также: Основные стратегические направления социально-экономического развития города Сортавалы (на 2001—2005 гг.)… С. 63.
Деревянная Сортавала — особый мир. Она придает городу теплоту, уют и романтичность, близка к архетипу дома в понимании Баш- ляра, писавшего, что «в Париже нет домов»65. Построенный старательно и с любовью, этот «жилфонд» сохранил «космичность» сельского дома. Отношения жилища и пространства сохраняют здесь естественность и включены в природу. Тепло, излучаемое деревянными домами, — не только метафора. В большинстве из них были кафельные печи — скрытое от глаз путешественника сокровище города. По мнению исследователя деревянной архитектуры Сортавалы В.Р. Рывкина, многие их них уникальны, представляют особую художественную ценность. Им часто отводилась ведущая роль в интерьере. Особенно выразительны цветные изразцовые печи с плоскостным и рельефным орнаментом на изразцах66.
65 Башляр Г. Дом от погреба до чердака. Смысл жилища // Логос, 2002. № 3 (34). С. 19.
66 Рывкин В. Р., Гуляев В. Ф. Сортавала… С. 36.
Пространство деревянных зданий неразрывно связано с окружающими их дворами, часто имеющими садик. Неизменный атрибут двориков — сушащееся свежевыстиранное белье. Деревянные кварталы — это единый комплекс с неповторимой аурой. Несмотря на предпринимаемые усилия по его сохранению, он стремительно исчезает. Ставшие объектом многих научных исследований дома ветшают. Оставшись без присмотра, они живут по законам природы, естественных циклов бытия — рождение, юность, зрелость, старение, смерть. Это придает городу печальные антропоморфные черты: местный житель, родившийся здесь 60 лет назад и не очень следивший за своим внешним обликом и здоровьем — вот образ нынешней Сортавалы. Прибавим к этому щедро наложенные мазки советской эпохи — «хрущобы» и стандартные коробки брежневского развитого социализма — они дисгармонируют со сложившейся в предвоенные годы Сортавалой.
Мигранты 1940-х годов стали первыми «читателями» культурного пространства Сортавалы. Так появлялись мифы67. Интересно, что рождённые в Сортавале легенды, равно как и топонимы советского новояза вроде названий кинотеатров («Заря» и «Родина»), почти буквально повторяют калининградские. То же самое можно сказать о судьбах городской среды, в частности, старинных кладбищ в этих городах68. Мест, подобных Сортавале, в СССР было не так много. Кроме Калининграда, — города бывших прибалтийских республик, да на Украине — Львов... Но в некоторых из них местное население продолжало сохранять культурную и историческую память. Сортавала, Выборг и другие населенные пункты, принадлежавшие Финляндии и отошедшие к СССР, уникальны тем, что прежнее население покинуло их в одночасье. С его уходом прервалась память, связующая место с его обитателями. Мигранты не имели корней в Приладожье, многие из них были выходцами с Юга, которым сам Север с его холодом был чужд. Люди ощущали себя непрошенными гостями, Сортавала была для них «чужим местом», горный ландшафт вызывал психологическое отторжение вплоть до боязни. И даже то обстоятельство, что здесь разрушения от боевых действий были минимальными, так что жилые и хозяйственные постройки и административные сооружения достались приезжим почти в полной сохранности, не облегчало процесс адаптации мигрантов. Они зачастую не знали, как обращаться с городской инфраструктурой, отвечавшей тогдашним европейским стандартам, но совсем не вписывавшейся в привычный уклад прежней жизни переселенцев. Совершенно чуждой была им хуторская система расселения. В результате произошло переструктурирование пространства жизнедеятельности: гомогенность культурного ландшафта уменьшилась, люди постепенно сконцентрировались в основных населенных пунктах69.
67 Писатель Юрий Буйда, родившийся и выросший в Калининграде, так писал о своих детских впечатлениях: «Десяти-двадцати-тридцатилетний слой русской жизни зыбился на семисотлетнем основании, о котором я ничего не знал. И ребенок начинал сочинять, собирая осколки той жизни, которые силой его воображения складывались в некую картину... Это было творение мифа...» (Буйда Ю. Прусская невеста. Рассказы. М., Соло; Новое литературное обозрение, 1999. С. 7). Различаться могут детали, суть же восприятия наиболее впечатлительными мигрантами этих двух городов одна: отсутствие исторических знаний о месте рождало полёт буйной фантазии.
68 См.: Восточная Пруссия глазами советских переселенцев: Первые годы Калининградской области в воспоминаниях и документах. СПб., Бельведер, 2002. С. 164, 165, 167, 170. О некрополе «Финское кладбище» в Сортавале см.: Борисов И. В. Музыка в камне… С. 36.
69 Недавно изданный сборник воспоминаний (см.: Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка. СПб., Изд-во Европ. Ун-та в С.-Петербурге, 2005 (Studia Ethnologica, вып. 2)) — результат совместного российско-финляндского проекта — содержит ценные устные свидетельства переселенцев 1940—1950-х годов в г. Лахденпохья (территория, административно входившая в Сортавальский район в советский период). Это важная информация, характеризующая само переселенческое сообщество и отношение его к новому месту жительства, финнам, их культуре. Аналитические статьи, посвящённые интерпретации этих материалов см. в сборнике статей: Hakamies P. (ed.). Moving in the USSR: Western Anomalies and Northern Wilderness / Finnish Literature Society. Helsinki, 2005.
