Двумя столетиями позже, в один год с открытием учительской семинарии (1881), в городе была организована небольшая частная мастерская. На ее базе уже в советское послевоенное время (1958) вырастает Сортавальский мебельно-лыжный комбинат, ставший впоследствии своего рода промышленным брендом города27. Несмотря на широкий ассортимент, популярность на весь Советский Союз заводу принесли именно сортавальские лыжи «Карелия» с маркировкой СМЛК. Первым общественным признанием был крупный спецзаказ от сборной РСФСР, при том, что лыжи на тот момент производились в четырех крупных центрах: Ленинграде, Таллине, Кирове и Львове. Кроме прочих, одним из крупных заказчиков становится Советская армия. Доходит до того, что продукцию СМЛК начинают сравнивать с лучшими в мире лыжами финской фирмы «Ярвинен» и лыжами таллиннской фабрики «Динамо» [Бренды Советской Карелии].
27 Двумя десятилетиями ранее в Петрозаводске была открыта первая в СССР фабрика по производству лыж. Однако после эвакуации на Урал в 1941 году всех специалистов решено было направить на восстановление сортавальского производства, частично разрушенного в военное время.
Вообще, в советское время город был очень цветущий. Даже в плане экономики. Если говорить, у нас была очень хорошая промышленность. Мебельно-лыжный комбинат, знаменитый на всю Россию. Лыжи и клюшки. Я все время говорю, что нашими клюшками играла сборная Советского Союза по хоккею. Это вам не чихнуть! (– Евсеева Маргарита Ильинична, 1960).
У нас было 13 предприятий, начиная с мебельно-лыжного комбината Сортавальского — классные лыжи производили, мирового уровня лыжи производили, более 2000 работников было на одном предприятии...103 (– Гюттуев Иван Михайлович, 1938).
Мы были знамениты — СМЛК, мебельно-лыжный комбинат, он гремел на весь мир, то есть даже эти лыжи, эти клюшки, эта мебель, она же везде была. (– Тимощенко Лариса Анатольевна, 1968).
Сердобольский мрамор и сортавальские лыжи — два символа ушедшей эпохи, сохранившие свое значение в локальном тексте города: первый — отчасти благодаря память о нем, сделав туристическим брендом, второй — благодаря славному прошлому и накопленному за этот период символическому капиталу, укрепившему связь между городом и качественной продукцией, которую он производит, в головах людей далеко за пределами Карелии («СМЛК — лыжи, мы в Европе гремели!»28).
28 Аноним, м., 1960.
Тем не менее, локальный текст знает и менее знаменитые за пределами города, но не менее важные для местных жителей производства, формирующие современные ностальгические нарративы и отчасти особую локальную идентичность поколения горожан, чье детство, молодость и рабочая зрелость пришлись на 1960-1980-е годы.
Но самые, да, самые хорошие, конечно, у меня воспоминания связаны с детством и с юностью, вот эти [19]70—[19]80-е годы. <...> Мы второй город были после Петрозаводска. Потому что Костомукша еще только начинала обороты в [19]70-е, да, Питкяранта — тоже еще это новый город, а Сортавала же, ну, он был основан-то Екатериной II, это старинный город. <...> Все было — мы сами себя обеспечивали, сами. <...> Все, мы полностью себя: молоко — пожалуйста, племзавод «Сортавальский» — пожалуйста. (– Аноним, м., 1960).
Молокозавод, мясокомбинат, пивзавод, рыбозавод, хлебозавод. Все предприятия пищевые были. Они все город снабжали. В этом плане у нас вообще не было никаких проблем. Мы полностью снабжали себя. (– Аноним, м., 1960).
В беседах о прошлом рассказчики вспоминают: сортавальский рыбозавод, швейную фабрику (она же — валяльная фабрика), Сортавальскую птицефабрику, на месте которой современный предприниматель построил местную достопримечательность — Исторический парк «Бастионъ», книжную типографию «Дом Библии», пивоваренный завод, племсовхоз имени Дзюбенко (Сортавальский молокозавод), зверосовхоз за Риеккалансаари; кроме того, два хлебокомбината, мясокомбинат, асфальтовый завод, кожзавод29, машиностроительный и металлургический заводы и др.
29 Городское пространство сохранило следы промышленного прошлого в том числе и в народной топонимике: «А здесь была развилка, не развилка, а остановка "Кожзавод". Мы еще были маленькие — мы не знали, что такое "кожзавод". Кожзавод да кожзавод. Оказывается, там кожевенная фабрика, и ее по старинке так и называли — "Кожзавод". [А там уже не было, конечно, ничего, да?] Да нет, конечно, при нас уже ничего там не было. Ну, как бы старое название осталось» [Берая Лейла Тенгизовна, 1967].
Швейная фабрика шила на всю Россию, и за границу даже продавали. (– Тимощенко Лариса Анатольевна, 1968).
Даже в те времена масштабы Сортавальской швейной фабрики — боже ты мой, но и то это было грандиозно. (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
А эти все площади, насколько глаз хватает, пустыри — это все стояли огромные курятники — там была птицефабрика. Сортавальская птицефабрика — это было яйцо. (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
У нас были совхозы с техникой шведской, представляете? Сельскохозяйственная техника на уровне капиталистических стран. (– Силкина Алла Михайловна, 1956).
Первая ключевая черта этих ностальгических нарративов — фокус на изобилии, которое делает потребление легким, а в некоторых историях доводит эту легкость до крайностей, заставляя задуматься: реальный это факт или ироническая манифестация изобилующего «золотого века».
...самое свежее пивцо, вот где магазин, там ресторан «Волна», там, значит, балкон, открытый на всю длину, метров где-то, наверное, 30—40 такой, там столики, стульчики — свежее пиво. Даже в свое время был провод с пивзавода в этот ресторан. Свежее пиво поступало. Вот так. (– Гюттуев Иван Михайлович, 1938).
Вторая черта — фокус на исключительном качестве всей производимой в городе и Сортавальском районе продукции. Причем уникальность и конкурентоспособность она сохраняет и за пределами республики — в двух столицах, которым не уступает в плане профессионализма, а в некоторых комментариях наших рассказчиков даже превосходит.
Вы попробуйте отработать смену на швейной фабрике. У 1000 сорочек зашить манжеты. Швейная фабрика давала такое качество, что если уголки воротника один от другого ниже на 2 миллиметра — это считалось брак. Вот такое было качество. Даже когда ездили в Москву на какие-то выставки, там поражались. (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
Колбаса делалась, отправлялась в Питер. В городе мало мяса продавалось. Люди садились на паровоз, ехали в Питер, затаривались по полной колбасой и мясом и ехали назад домой со штампом «Сортавальский мясокомбинат». (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
Репутация советской промышленности в городе была чрезвычайно высока; в некоторых интервью прослеживается заметная конвертация ценностей: если раньше финское прошлое города воспринималось утерянным «золотым веком» с недоступными простому русскому народу технологиями и высокой культурой, к 1990-м годам влияние извне (приграничное сотрудничество) воспринимается уже как нежеланное и ненужное вторжение.
Что я помню по производству. Пришел этот Горбачев, а перед его приходом фабрика сменила всю технику на японскую. Японские станки с числовым программным управлением. Мама обожала оверлок фирмы Juki. Такая она была замечательная, так хорошо все делала. Я помню эти машины для пришивания пуговиц. Много было таких вещей. Постоянно родители чему-то обучались, постоянно ездили на какие-то курсы. Это нельзя так думать, что сидели. Скребли там что-то, нет — технологии были очень высоки. Ну, и началось это приграничное сотрудничество — сейчас финны придут и нас научат, как шить, как лес растить. Сейчас они все научат. Пришли финны. Развалили все. Единственный цех, который долго существовал, — совместное предприятие — в конце концов и он. С чего началась дружба с финнами — они приказали уничтожить все эти Juki. Были сняты все станки, и бульдозерами были размяты в присутствии финской делегации, что они якобы будут все модернизировать. У меня отец плакал. Он не знал, как эту Juki утащить домой, потому что, представляете, как пахарю свой трактор уничтожить116. (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
В связи с этим одним из актуальных вопросов, вызывающих неоднозначную реакцию у горожан, становится вопрос о главенствующем направлении в развитии города: следует ли возрождать прославляемое промышленное советское прошлое или вернуться к финской концепции города-курорта и развивать туристический потенциал места. С одной стороны этой дискуссии — ностальгические нарративы тех, кто застал утраченное советское наследие, с которым, на их взгляд, современность не выдерживает конкуренции, с другой — молодежь и современные предприниматели, для которых это утраченное наследие — рудимент изжившей себя эпохи, не вписывающийся в современные реалии.
Если сегодня спросить обычного горожанина, нужен ли туризм, почему-то каждый говорит: нужно предприятия, значит, развивать. <...> Да, хорошо, берем мы наш местный рыбозавод. Долгое время рыбозавод как государственное предприятие стоял закрытый. Приехали инвесторы, выкупили. Ну, лет десять назад выкупили рыбозавод и настроили линию по изготовлению там крабовых палочек и так далее. <...> И вы удивитесь — ведь местное население не пошло работать, людей привозили чуть ли не из Лахденпохского и Питкярантского районов на автобусах. Какие предприятия мы хотим видеть в Сортавала? (– Ткачёва Елизавета Владимировна 1973).
Илл. 3. Голосование «Хотите ли вы видеть в городе туристов?» в общественной группе «Подслушано в Сортавала» за 2019 год. В процессе интервью показывает Александр Валентинович Тестов, иллюстрируя актуальную для города дискуссию
Аргументом последних становится тот факт, что еще при финнах Сортавала имела репутацию города-курорта: ее называли «финской Ривьерой» и «карельской Швейцарией» [Изотов 2008-1: 170]. Сегодня Сортавала — второй после Петрозаводска туристический центр Республики Карелия. Кроме того, город участвует в международном туристическом маршруте «Голубая дорога» (от Норвегии через Швецию и Финляндию до карельского города Пудожа). Однако сегодня Сортавала — это прежде всего территория транзита («Для большинства путешественников Сортавала — не более чем “ворота” Валаама»30). Через город проходит транзитный водный путь на Валаам — остров в северной части Ладожского озера, и вместе с тем одно из двух самых приоритетных туристических направлений региона (наряду с более молодой достопримечательностью — горным парком «Рускеала»). Если в воспоминаниях 1970-1980-х годов городской пирс заставлен лодками и катерами местных жителей, то в рассказах, рисующих эту же территорию сегодня, она заставлена туристическими автобусами, быстроходными «Ракетами» и теплоходами, направляющимися на Валаам.
30 Отзыв на LiveJournal [https://varandej.livejournal.com/257171.html]
Культ воды и природы
Нарратив об исключительности Сортавалы включает еще один ресурс — географическое положение, которому город обязан не только своим приграничным статусом, но и богатой природой, а в особенности — водным пространствам.
Вообще у нас очень красиво. <...> Думаю: «Боже мой, ну какой он, какой он красавец. Не потому, что не видно людей и грязи. [Смеется.] Нет, потому что он реально красивый, красивый. <...> ...если глобально смотреть, где такую красоту найдешь еще? Природа и обустроенность такая — в гармонии все. В гармонии. И вода, Ладога — Ладога, стихия просто, Ладога, леса. (– Берая Лейла Тенгизовна, 1967).
...мы всегда ценили эту красоту. Я приезжаю, отдыхаю душой, когда куда-то уезжаю, я просто скучаю по своему городу, и я никогда в жизни отсюда, наверное, не смогу уехать. <…> Вы знаете, приезжаем мы в Кивач. Ну разве это водопады? Надо — приедьте к нам, съездите на наши водопады. (– Тимощенко Лариса Анатольевна, 1968).
Территория, на которой расположен город, прилегает к северной части Ладожского озера, в связи с чем Сортавала в силу экономического и культурного превосходства над другими городскими центрами региона зовется столицей Северного Приладожья (этот локальный мотив активно используется в городской топонимике: гостиница «Ладога», ресторан «Ладога», газета «Ладога», санаторий «Ладога» и пр.). Помимо Ладоги, Сортавала окружена еще тремя крупными озерами: Хюмпёлянярви, Кармаланярви и самым маленьким — Айранне.
Ключевой мотив воспоминаний о советском прошлом города описывается одной фразой: «Почти в каждой семье был свой катер». Она встречается практически в каждом интервью с теми, кто застал город в период его советского расцвета — в 1970-1980-е годы, — и, как правило, сопровождается рассказами о двух главных городских пирсах (городской пирс у школы № 1, пирс в районе гостиницы «Пийпун Пиха»), буквально заполненных катерами («Казанки» и «Прогресс») и хозяевами, желающими выехать на Ладогу.
Это был пирс городской. Там стояло офигительное количество лодок — у каждой практически семьи: как сейчас машины есть, а у каждой практически семьи была лодка. Там был у каждой лодки ящик с замком. И вот эти лодки стояли там на привязи — я просто ходила с папой туда. Мы спускались с этой стороны, все женщины и дети, и папа брал там лодку и приплывал к нам — там был пирс, такой небольшой, пристань такая небольшая, и все туда садились — женщины и дети с котомками, и ехали. (– Тимощенко Лариса Анатольевна, 1968).
Был период, когда практически у каждого сортавальца дома был катер. <...> У нас было два огромных пирса, на которых — ну, я не знаю, там были тысячи этих катеров. (– Ткачёва Елизавета Владимировна, 1973).
Катеров было — я боюсь сказать, но в пределах где-то четырех тысяч. Два пирса — пирс у шестой школы и пирс у первой школы. Катера, катера, катера. Как пятница — один шум моторов: народ весь выезжал. На «Прогрессах»123. (– Гюттуев Иван Михайлович, 1938).
До появления моды на отдых на дачах землю под строительство которых стали выдавать в том числе на островах31, в Сортавале был период так называемого культа воды. Нарративы, описывающие это время, повсеместно используют слова: «детство», «лето», «выходные», «острова», «стоянки». Массовость и популярность семейных поездок на Ладожские шхеры, описывается фразой: «...просто считалось, наверное, неприличным — ты не был на Ладоге в выходные»32.
31 «Хавус — это один из островов, который имел свой, например, хутор — ну, финны селились так. Там было несколько домиков. И вот, например, люди дачу ставили там недалеко от фундамента, от старого фундамента финского. Там, где стоял дом, где скотный двор у них был, всё-всё-всё» [Берая Лейла Тенгизовна, 1967].
32 Ткачёва Елизавета Владимировна, 1973.
У нас все детство прошло на Ладоге. Каждую пятницу после работы мы садились на лодки — у нас был «Прогресс», у папы с мамой, у дедушки с бабушкой и у дяди с тетей. И вместе с ними вот этим всем аулом мы выезжали на острова. Каждые выходные — в пятницу мы выезжали, после работы родители собирали нас всех, и приезжали мы в воскресенье. И так все детство. В сезон. (– Тимощенко Лариса Анатольевна, 1968).
Мы в пятницу — дети, — уже накупив продуктов, сидели, ждали родителей с работы. Приходили родители, мы шли на посадочную площадку, отец заходил на пирс, сдавал пропуск, брал нашу лодку. Которая висела под мотором. Все охранялось. Это европейский уровень жизни тут был. Садился отец в лодку, подъезжал к лодочной станции, загружал нас, заливал бензин, и мы ехали в Ладогу. Все сортавальцы были в Ладоге. (– Перминова Елена Анатольевна, 1970).
Летом, летом каждый выходной — [отдыхали] на островах. Каждый выходной. Если в пятницу поздно выехал, вот тут такой лабиринт заливов, островов, пока километров восемь, наверное, до выхода в Ладогу здесь, заливы, заливы, заливы, — все занято. Все места хорошие, все скалки заняты, народ всегда летом отдыхал только тут, на островах. (– Гюттуев Иван Михайлович, 1938).
Отсутствие административных запретов на пользование островной территорией позволяло горожанам обживать эти незаселенные места, создавая своими силами инфраструктуру для комфортного отдыха. При этом отсутствие внешнего регламента со стороны государства развивало внутреннее негласное законодательство: сортавальцы оставляли за собой право занимать («столбить») определенные участки, строили на выбранных местах бани и сараи для хранения имущества.
Практически в этот летний период большинство сортавальцев, они ездили на эти острова. Кто имел свои места. Кто-то строил какие-то сараюшки, какие-то бани прямо на островах. Тогда не требовалось никаких разрешений на строительство. Они просто облюбовали место, туда ездили и решили себе благоустроить место, сделали баню и сарай, чтобы там что-то хранить. И это было такой традицией горожан в Сортавала, именно в [19]70—[19]80-е годы. (– Ширманов Артур Эдуардович, 1972).
С наступлением перестройки заканчивается эпоха «водной Сортавалы»; на смену «культу воды и природы» приходят опустевшие полуразрушенные пирсы. Причин к подобным переменам упоминается множество: повышение цен на бензин, лодки и катера — отныне путешествия по шхерам на своем транспорте становится занятием «не для бедных», пирсы перестают охраняться — теперь оставлять транспорт на них становится небезопасным, на традиционное для всего города занятие — рыбную ловлю — налагаются запреты и ограничения, большая часть земель, которая раньше была в общественном пользовании, переходит к частным лицам: территорию начинают застраивать элитными коттеджами, кроме того, в результате появления широкого и доступного выбора направлений на современном туристическом рынке отдых на Ладожских шхерах перестает с прежней силой привлекать новое поколение горожан, сохраняя черты «золотого века» лишь для старших сортавальцев.
Сегодня Ладога — это, прежде всего, территория транзита. Сортавала — второй после Петрозаводска туристический центр Республики Карелия. Тем не менее, эти обстоятельства не лишают местные природные ресурсы уникальности, напротив — изменения, произошедшие в городе за последние десятилетия, подчеркивают эту уникальность с еще большей интенсивностью.
Заключение
Война поделила историю города на две части: финскую и советскую. С уходом в 1940-е годы финского населения прерывается та часть памяти, которая связывала место с его жителями все предыдущие годы. Новоприбывшие получают в наследство землю с историей, которую могут «читать» лишь по сохранившимся артефактам, переданному материальному наследию, для которого даже не всегда имелось название. Лишь спустя половину века эти люди получают возможность углубить свои знания и обогатить «финскую память» о месте благодаря прежним хозяевам и их потомкам, пожелавшим вернуться к покинутым наспех домам; вместе с тем приходит понимание и осознание европейского прошлого города. Параллельно этим процессам с 1940-х годов идет формирование собственной советской истории места — биографической памяти, сохранившейся в личных и семейных историях первопоселенцев; она также подключается к созданию образов города, сохранившихся сегодня в нарративах старшего поколения. Описанные в работе мотивы исторической памяти Сортавалы, безусловно, не исчерпывают всего многообразия смыслов, заложенных в локальном тексте. Тем не менее, мы надеемся, что представленный материал будет полезен всем, кто интересуется народной историей города и факторами, формирующими особое самоопределение местных жителей.
Список литературы
Басова, Д. В. (2015). Старая Ладога — «воображаемая» столица России. Сравнительная политика,4(21), 94-96.
Большакова, Г. И. (2009). Со слов дедов и отцов: из истории заселения и освоения Карельского перешейка советскими переселенцами в 1940-е годы. Общество. Среда. Развитие (Terra Humana), 2(11), 35-43.
Борисов, И. (2010). Рускеальские каменоломни — путеводитель и историческая справка. Режим доступа: https://www.go2walk.ru/2011/ruskealskie-kamenolomni-opisanie- istoria/
Бренды Советской Карелии. СМЛК. Составитель В. Рыстов по материалам № 11/12 альманаха «Сердоболь» и др. Режим доступа: https://vk.com/@-161842992-brendy-sovetskoi-karelii-smlk
Веригин, С. Г. (2017). Заселение и экономическое освоение г. Сортавалы и его окрестностей в 1940-1941 годах. Ученые записки Петрозаводского государственного университета, 7(168), 42-48.
Дубровская, Е. Ю. (2008). Российские военные власти и Сердобольская учительская семинария: противостояние в карельском приграничье в начале ХХ в. // Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. Гуманитарные исследования. Вып. 1. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 28-36.
Илюха, О. П. (2020). Восприятие и освоение детьми запретных и таинственных мест в новом советском городе: случай послевоенной Сортавалы. Вестник ПСТГУ. Серия IV: Педагогика. Психология, 58, 129-143.
Илюха, О. П., Муллонен, И. И. (Ред.). Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. Гуманитарные исследования, 1, 28-36.
Изотов, А. Б. (2005). Финны в послевоенной Сортавале. Т. Ю. Бердяева, С. Г. Веригин, А. М. Пашков (Ред.). Сортавальский исторический сборник. Материалы международной научно-просветительской краеведческой конференции «370 лет Сортавале», 1, 202-210. Петрозаводск: Издательство ПетрГУ.
Изотов, А. Б. (2008-1). Магия Сортавалы: пространственно-временные и культурные образы города. Вестник Евразии, 2008(1), 149-202.
Изотов, А. Б. (2008-2). Повседневная жизнь пограничного города: послевоенная Сортавала. О. П. Илюха, И. И. Муллонен (Ред.). Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. Гуманитарные исследования, 1, 53-64. Петрозаводск: КарНЦ РАН.
Итконен, Х., Шикалов, Ю. Г. (2017). Формирование и развитие гражданского общества в г. Сортавале (1880-1939). Ученые записи Петрозаводского государственного университета, 7(168), 49-55.
Мельникова, Е. А. (2009). Своя чужая история: финская Карелия глазами советских переселенцев. Неприкосновенный запас, 2009(2), 55-75.
Мельникова, Е. А. (2014). Воспоминания об «исходе» и этническая идентичность финнов-ингерманландцев в переселенческой Карелии. Материалы полевых исследований МАЭ РАН, 14, 51-70.
Мельникова, Е. А. (2015). Локальное прошлое на границе национального: краеведческие музеи Северного Приладожья в постсоветское время. Антропологический форум, 2015(25), 9-41.
Мельникова, Е. А. (2017). Локальное и национальное в пространстве городского праздника: день города и песенный фестиваль в г. Сортавала. В П. Суутари, И. Мошников, Ю. Шикалов, О. Давыдова-Менге (Ред.). Гибкие этничности. Этнические процессы в российско-финляндском приграничье, 72-105. СПб.: Нестор.
Мельникова, Е. А. (2019). Финские кладбища в России: кросс-граничные группы памяти и новый моральный порядок. Антропологический форум, 2019(43), 11-40.
Мельникова, Е. А. (Ред.), Макарова, В. Ю., Мельникова, Е. А., Филичева, О. Н., Хакамиес, П., Хаккарайнен, М. В. (Сост.). (2005). Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка. Санкт-Петербург: Издательство Европейского университета.
Михайлова, Л. В. (2016). Сортавала — Сердоболь. Топонимика. Русская речь, 2016(3), 102-107.
Окунев, И. Ю., Басова Д. В. (2016). Столицы без актуальной государственности: опыт эмпирического исследования в Старой Ладоге, Касимове и Мышкине. Вестник МГИМО-Университета, 4(49), 248-261.
Окунев, И. Ю., Еряшев, Н. И. (2018). Исторический нарратив «столичности» и формирование городской идентичности жителей Самары. Вестник Пермского университета. Серия: Политология, 2018(1), 122-131.
Пашков, А. М. (2017). Сортавала глазами русских путешественников конца XIX — начала XX века. Ученые записи Петрозаводского государственного университета, 7(168), 56-61.
Сортавальское городское поселение. Генеральный план. Материалы по обоснованию проекта. Режим доступа: https://m.xn--80aaagdg6ctabtdlq.xn--p1ai/files/443.pdf
Тимофеев, М. Ю. (2011). Брендинг городов современной России: семантика и прагматика // Вестник Ивановского университета, 2011(2), 37-46.
Шикалов, Ю. Г. (2017). «Финское наследие» в советской действительности Сортавалы. Ученые записи Петрозаводского государственного университета, 7(168), 62-67.
Laine, J.(2016). Preface: Remapping Sortavala from below. In A. Izotov (Ed.). Soviet identity politics and local identityin a closed border town,1944-1991, 7-10. Slavic-Eurasian Research Center, Hokkaido University.
Комментарии
